Политика
Почему вспыхнул Карабах

Летом 2005 года я ездил в командировку в Азербайджан и посетил среди прочего город Гянджу. Радушные хозяева повезли меня высоко в горы и через несколько часов мы оказались на берегу озера дивной красоты. Естественно, я начал стягивать с себя футболку, собираясь окунуться в эту манящую водную гладь. Но тут на лицах моих сопровождающих отразился откровенный ужас: “ Ты что! Ты окажешься в зоне досягаемости вражеских снайперов! Что мы будем делать, если тебя подстрелят?!”

15 марта в Анкаре президент Азербайджана Ильхам Алиев и лидер Турецкой Республики Реджеп Тайип Эрдоган провели встречу один на один. Спустя 17 дней в НКР возобновились бои. Фото: president.az

Активные боевые действия между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха прекратились, как известно, в 1994 году. Но вот война между двумя государствами не закончилась 21 год тому назад. Война лишь обрела иную форму – форму замороженного конфликта, который в любой момент может вновь перейти в раскаленную стадию. В 2016 году он в эту стадию перешел. Возможен ли тактический отскок обратно? Вполне возможен. Возможно ли реальное замирение между бывшими братскими республиками? Во время жизни нынешних поколений – нет, невозможно.

100% азербайджанцев истово верят, что Нагорный Карабах должен принадлежать им. 100% армян не менее истово убеждено в обратном. Учитывая неимоверное количество пролитой крови, никакой компромисс, никакой синтез этих двух позиций не является реальным.

Единственная причина отсутствия масштабных боевых действий между Баку и Ереваном в течении двух последних десятилетий – это относительная военная слабость Азербайджана.

В первой половине 90-ых годов армянские формирования сумели одержать убедительную военную победу над противником. В Баку тогда решили: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Пережив в период до и после крушения СССР стадию разрухи и гражданской смуты, Азербайджан стал последовательно восстанавливать свою экономику и свои государственные институты. Азербайджан стал вкладывать громадные средства в модернизацию своей армии. Как только у лидеров в Баку появится уверенность в возможность военной победы, они непременно постараются не упустить свой шанс.

Главный вопрос сегодняшнего дня звучит поэтому так: появилась ли у руководства Азербайджана подобная уверенность? Или речь идет скорее о эдакой пристрелке, пробе сил, проверке противника на прочность? Заявление азербайджанского министерства обороны об одностороннем прекращении боевых действий явно указывает на второй вариант. Есть и другие аргументы в пользу того, что мы не имеем дело с масштабной попыткой президента Ильхама Алиева взять реванш. Но все это не делает ситуацию менее опасной – опасной не в последнюю очередь и для России.

Мне не известны конкретные закулисные обстоятельства, которые предшествовали началу боевых действий. Может быть, мы эти обстоятельства вскоре узнаем. А, может быть, и нет. Но, как бы там ни было, я явственно вижу силу, которая заинтересована в дальнейшем воспламенении конфликта. Это, естественно, не Россия. И это не Америка, как думают многие в Москве. Эта сила – президент Турции Эрдоган.

Эрдоган напоминает сейчас слегка обезумевшего шахматиста, который затеял сеанс одновременной шахматной игры сразу с несколькими сильными противниками.

Эрдоган пытается поставить шах и мат России. Эрдоган пытается подчинить своей воле курс Америки на Ближнем Востоке. Эрдоган пытается раздавить курдов внутри и вовне своей страны, не допустить их объединения и усиления.

Эрдоган ведет сложную игру с запрещенной в России группировкой ИГИЛ. Эрдоган старается сохранить контроль над внутриполитической ситуацией в Турции и предотвратить свое свержение армией в результате военного переворота. Эрдоган шантажирует Европу потоком беженцем и пытается выжать из ЕС максимум политических и экономических уступок. Эрдоган действует по принципу “ чем хуже, тем лучше”. Эрдоган пытается быть ключевым игроком всюду и везде.

И это, как мне кажется, заставляет его смотреть на возможность полномасштабного военного конфликта между Арменией и Азербайджаном под совершенно особым углом зрения. С точки зрения рационального понимания национальных интересов Турции, еще одна кровавая война совсем рядом с ее границами ей совершенно не нужна. Но Эрдоган, как я подозреваю, действует в рамках совершенно иной логики. Там где другие видят кровь и ужас, он видит возможность поймать Россию в капкан и резко упрочить позиции Турции в регионе.

Вот как я вижу линию рассуждений Эрдогана. Армения – военный союзник Москвы по блоку ОДКБ. В случае своей войны с Азербайджаном Ереван непременно захочет российской военной помощи. Если Москва в такой помощи откажет, то она потеряет Армению как своего военного, экономического и политического союзника. Если же Москва такую помощь предоставит, то она окончательно потеряет свои позиции в Азербайджане. Баку де-факто станет сателлитом Турции. Эрдоган “ выигрывает” и в том, и в другом случае.

Я, разумеется, не утверждаю, что именно “ турецкая интрига” является первопричиной нынешней вспышки конфликта в Нагорном Карабахе. Моя мысль заключается в другом: России описанный выше сценарий категорически не выгоден. Москва обязана сделать все, чтобы его предотвратить. Конечно, в таком сверхчувствительном вопросе ресурс российского влияния и в Баку, и в Ереване носит довольно ограниченный характер. Но этот ресурс есть и он должен быть использован на всю катушку. Россия не должна попасть в ловушку, в которую ее активно вталкивает Эрдоган. На настоящий момент Москва сумела обыграть президента Турции в Сирии. Теперь мы должны сделать то же самое и на Южном Кавказе.

Московский комсомолец

Read Full Article

 
В предвоенном состоянии: о внешней политике и экономике

О нынешнем состоянии международных отношений, тенденциях, перспективах и действиях России в новых условиях журналу «Управление бизнесом» рассказал Сергей Караганов, декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

– Мир переживает серию острых политических кризисов. Складывается впечатление, что все основные игроки на международном политическом поле старательно загоняют ситуацию в как можно более неразрешимое состояние и что эта эскалация им выгодна. Каковы цели участников гонки к краю пропасти, от которой мы совсем недавно старательно  отходили?

– Обострение происходит по многим  причинам: уникально быстрое в истории человечества перераспределение сил в мире и порождаемая этим высокая степень неопределенности, огромное количество ошибок, допущенных участниками международных отношений, даже изменения в человеческой морали, психологии, утрата ориентиров развития и многое   другое.

За примерно 25 лет, прошедших после окончания холодной войны, мировое сообщество, включая Россию, не смогло создать устойчивой системы взаимоотношений и гарантий, нацеленной в будущее. Двухполярный мир рухнул, а пришедший ему на смену многополярный не создал еще собственную систему принципов и гарантий. В результате вся структура международных отношений  опрокинулась в прошлое. Она все больше напоминает систему XVIII или XIX веков, но с качественно другими вызовами и   реалиями.

К тому же очень многие ведущие члены мирового сообщества находятся в состоянии тяжелого социально- политического кризиса. В самом сложном положении оказалась Западная Европа, которая 7–9 лет назад вступила в пору экзистенционального кризиса. Проблемы накапливались здесь давно, и пока непонятно,   когда и как Европа решит их. Я надеюсь, что окончательного краха Европейского союза не будет, хотя определенный ущерб уже неизбежен. ЕС был выстроен на двух  основах: противостоянии коммунизму – другими словами, Советскому Союзу – и преодолении собственной европейской истории войн. Историю войн они преодолели – внутри Европы силового противостояния нет. Коммунистическая угроза с распадом СССР тоже исчезла. Однако другие проблемы остались и даже нарастают. Их пытаются решать различными способами, иногда просто замалчивая.

Но совершенно очевидно, что со своими кризисами Европа не справляется. Это побудило западноевропейскую элиту искать приемлемое объяснение своих неудач и пытаться объединиться, чтобы направить энергию объединения  внутрь. Примерно с 2011 года в Западной Европе началось нагнетание негатива в образ России – сработала привычка видеть врага в восточном соседе. Попытались делать Россию врагом, перед которым надо объединяться. Тогда  никто в этом не признавался. Только сейчас некоторые наиболее откровенные политики признают это.

У американцев свои проблемы – раскол в элите. США в меньшей степени, чем европейцам, нужна внешняя угроза, но там полагают, что она не помешает. К тому же наличие врага мило сердцу господствующих в Вашингтоне  и неоконсерваторов, и либеральных интервенционистов.

Китаю внешняя угроза вообще не нужна, но из этой страны активно лепят образ экспансиониста. Китай выходит из весьма жестких рамок, в которые в XIX–XX веках его поставили бывшие колониальные, или, как раньше их называли, империалистические, державы. Естественно, попытки Пекина занять в международных отношениях более соответствующее его экономическому влиянию положение формируют у соседей образ экспансионистской державы, и этот образ всячески подкачивают. Но Китай исторически не является военно-силовым государством, и взращиваемые в головах его соседей страхи во многом ложны.

У России тоже свои резоны не отказываться от карты «внешней угрозы» в своей политике.  Чудом сохранившись после распада СССР, Россия втягивается в жесткий кризис развития, приближение которого было предсказуемо уже лет 7–8 назад. Мы не воспользовались экономическим кризисом 2008–2009 годов и не занялись реформированием экономики. В результате переживаем очередной экономический кризис, угрожающий многолетней стагнацией.

Столкнувшись с этими проблемами,

страна, которая во всей своей истории организовывала себя на идеях суверенитета и обороны, естественно, стала искать внешнего врага, чтобы отвлечь внимание россиян от внутренних нерешенных проблем,

заретушировать неудачи в экономике и социальном строительстве и сплотить нацию. Российской элите необходимо замаскировать свое нежелание или неумение решать стоящие перед страной задачи.

– Мир уже не раз занимался нагнетанием истерии враждебности. Известно, чем это заканчивалось.

– Человечество уже лет 6–8 живет в предвоенном состоянии.

– Так что же, опять срабатывает рефлекс? Мы ничему не учимся?

– Можно сколько угодно говорить, что сила перестала иметь значение в современном цивилизованном мире, что устарела концепция сфер влияния, что человечество научилось договариваться и соблюдать международные нормы, что мы цивилизовались. За последние 30 лет много чего было сказано в подобном духе и на Западе, и у нас, но природу человека никто не отменял. Ее игнорирование всегда плохо заканчивалось. Но по поводу происшедшей смены тональности в российской внешней политике я бы хотел внести уточнение. Россия вынуждена реагировать таким образом на попытки Запада навязать нам синдром побежденной страны, ущемить наши интересы на различных направлениях.

Отношения Запада с нами были плохими уже в 2012 году, в 2013-м – начале 2014-го они стали просто отвратительными. Напомню, тогда западные лидеры не приехали на зимнюю Олимпиаду в «полудемократическую», как там выражаются, Россию. При этом все наведались в весьма жесткий авторитарный Китай. Это, я думаю, убедило тех в России, кто еще сомневался, что мы имеем дело с политикой жесткого сдерживания со стороны Запада, что терять нам уже нечего.

Подчеркну, наши отношения начали ухудшаться задолго до резких проявлений российского нежелания мириться с положением побежденной страны.

Плоды демонстрации силы

– И какие полезные плоды мы собрали, обратившись к  силе наших мускулов?

– Сняли некоторые угрозы нашей безопасности. Остановили экспансию западных союзов на территорию  Украины. Если бы она вошла в НАТО, вероятность разжигания большой войны стала бы более реальной. Украина в НАТО – это приблизительно 2300 км незащищенной границы. На протяжении всей нашей истории нам приходилось отстаивать свой суверенитет ценой десятков миллионов жизней именно на этом направлении. Не исключаю, что кто-то в России предполагал расколоть Украину и получить в соседи вторую Белоруссию. Это была не вполне реалистичная задача, и решить ее нам не удалось. Зато получилось вернуть Крым, что сильно воодушевило российское население и помогло избавиться от навязывавшегося нам «веймарского синдрома».

Что касается Сирии, то это просто великолепный, блистательный гамбит, который утвердил Россию в качестве, пожалуй, единственной успешной военно-политической державы. Напомню, что Соединенные Штаты, ввязываясь в войны, все их де-факто проиграли: Афганистан, Ливия, Ирак. Россия тоже вела войны в последние годы. Мы сохранили Чечню, а за нее велась большая война, гораздо масштабнее, чем в Ливии или Сирии. Мы выиграли в Грузии, на Украине, а теперь и в Сирии.

– Не слишком ли высокую цену мы платим за эти победы? Запад ввел против нас санкции. Украина теперь, возможно, навсегда стала нам недружественной страной. Мы – в одиночестве. Армия и флот опять наши единственные союзники?

– Я добавлю в вашу отчаянную реплику несколько оптимистичных нот. Давайте вспомним времена 30–50-летней давности. Советский Союз противостоял Западу, имея группу очень ненадежных  и  дорогостоящих  союзников.  Мы  тогда мощно субсидировали все соцстраны. Помимо этого мы на 20 млрд долларов в год оказывали экономическую помощь развивающимся странам. Это больше, чем все остальные государства, вместе взятые. При этом на Востоке у нас был враждебный Китай. Не было тогда двухполярности, была трехполярность. Причем два полюса – против СССР.

Сейчас ситуация лучше. Мы не несем гигантских затрат на поддержание псевдодружественных отношений  в Восточной Европе. Китай – в высокой степени дружественная нам страна, которая ни прямо, ни косвенно не угрожает нашей безопасности. Конечно, если  мы будем продолжать экономически слабеть и не проведем важные реформы, тогда нам все будут угрожать. Пока же мы усилили себя только в военно-политической области  и дипломатии.

Наконец, в сравнении с поздним Советским Союзом произошло значительное улучшение общественного климата в стране. В последние годы существования СССР практически никто ни во что не верил, в том числе в идеи коммунизма, на которых было построено государство. К тому же народ тогда плохо питался. Поэтому все и быстро посыпалось у нас. Сейчас строимся на гораздо более прочной идеологической основе – государственном национализме, а недоедание нам не  угрожает. Безусловно,

в российском обществе есть небольшая, но достаточно мощная группа, которая не  приемлет идею государственного национализма, но запрос на него существует, и от этого никуда не деться.

Россияне хотят ощущать себя гражданами великой державы и таким образом  уважать себя.

– С нашей экономикой? Россия – развивающаяся страна, которая за последние четверть века так и не смогла создать хоть сколь-нибудь сильную экономику…

– Мы – крупнейшая держава. В мире существует только три реально влиятельные державы: Китай, Россия  и США. До этого уровня подрастает Индия. Мы – великая держава не только потому, что у нас есть ядерное  оружие. Да, экономически мы относительно слабы и уязвимы, но мы сильны дипломатией, мозгами и волей. Американская экономика в разы сильнее нашей, но Штаты совершают чудовищные ошибки и проваливают все, за что берутся. Впрочем, признаю,

для многих комфортнее быть богатым и не слишком умным, чем бедным и смелым.

Но раньше мы были бедными, трусили, кланялись и питались иллюзиями. Хорошего ничего не получилось.

Наше нынешнее социально-экономическое состояние – крупнейший провал и либеральной, и антилиберальной элит. Ни та ни другая не смогли выдвинуть жизнеспособную социально-экономическую политику развития страны. Старая либеральная элита по-прежнему мыслит категориями 1980–1990-х. Часть этой элиты – компрадорская. Она вложилась в Запад и боится от него оторваться. Другой части отечественной элиты очень нравился «золотой дождь» 2000-х, и она не желает перемен. Население же ничего не требует. И это понятно:  за счет углеводородной ренты лучше жило, кроме самых бедных, 85% российского общества. Часть интеллигенции что-то бубнит, предсказывая беды и несчастья, но и она тоже сидит на ренте. Только сейчас мы начинаем медленно сползать с нее. Вернее, нас с нее сталкивает  жизнь.

– Нам бы сидеть на лавочке у печки, старательно плести лапти и, в конце концов достигнув совершенства, снабжать ими весь мир. Так поступил Китай после Тяньаньмэня. Пекин не стал вводить контрсанкции, а, наоборот, открыл перед западными инвестициями китайский рынок. Результат – мощная экономика и усиливающиеся политические позиции в мире, которые пока не надо подтверждать силой.

– Между прочим, тогда китайцы очень жестко ответили, правда, на пропагандистском фронте. Почему мы не поступили аналогичным образом? Китай – страна торговцев и крестьян. Они поступили  в привычном для них ключе. Мы – страна   воинов и играем так, как умеем. Мы сдвинули конкуренцию на то поле, на котором мы сильнее. Можно было, конечно, попытаться повлиять на Украину экономически, культурно. И такие попытки предпринимались длительное  время, но желаемых результатов не дали. Вот мы и ударили. Пока, признаем это, результаты  неплохие.

– По крайней мере еще одного вечного недоброжелателя приобрели – Украину.

– Украина всякой может быть. Люди меняются. Часть украинского народа мы, конечно, сильно обидели, но еще больше им приходится обижаться на самих себя. Вся современная 25-летняя история этой страны – унижение собственного народа. Мне жалко украинцев: бедность, незащищенность, развал системы здравоохранения, экономики, воровство, повальная коррупция, разгул криминальных элементов. Я не вижу будущего у нынешней Украины. Там нет дееспособных лидеров. Это единственная страна на постсоветском пространстве, качество элиты которой систематически снижалось с советских времен.

Даже в бедной и несчастной Киргизии что-то смогли создать. В Таджикистане, Туркмении, Узбекистане. Я уж не говорю про Казахстан и Белоруссию. С моей точки зрения, Украину может спасти только жесткая военная диктатура, но там нет сил, способных ее осуществить. Так что развал Украины не остановить. Поэтому более внимательно следует смотреть на ее регионы, в отношениях с которыми у России есть мощный потенциал развития дружественных связей. Ну а лет через 5–10  посмотрим.

Эпоха Сибири и Дальнего Востока

– Санкции для слабой российской экономики – вещь крайне неприятная. Россияне уже ощутили на себе их действие. Восток, к которому мы поворачиваемся, не способен заменить нам Запад. Возвращаемся к «Жигулям» – и пиву, и автомобилю? Россиянам это сильно не понравится.

– Пиво «Жигулевское» мы пить уже не будем – научились делать лучше и разнообразнее. Хотя особые любители могут употреблять этот уникальный продукт социалистического хозяйствования. Пока на него есть спрос, его будут варить. Что же касается автомобилей, как я понимаю, вы имеете в виду более широкий спектр продукции, к которой мы успели привыкнуть, то к «Жигулям» мы тоже не вернемся. Однако уровень потребления наших запросов нам придется понизить. Будем жить по  карману. Иномарки класса премиум и бизнес, разъезжающие по нашим улицам, приобретены не на заработанные деньги, даже если их владельцы люди честные. Это все та же перераспределенная углеводородная рента.

Будем ездить на скромных машинах, иметь одну  на семью, а не две-три. Так, между прочим, живут в более богатой Европе. И откуда у вас такой максимализм? Никто не собирается отворачиваться от Запада. Нам нельзя это делать не только потому, что там  необходимые нам финансовые ресурсы и технологии, но и потому, что мы по нашей ментальности, культуре – западные люди. Мы приняли христианство у самой на то время передовой части Европы – Византии – Восточной Римской империи. Государственность мы получили от викингов. Мы всегда были частью Европы. Большинство россиян, даже исповедующих ислам, являются  европейцами. Отказываться от Европы непрактично и   самоубийственно. Мы откажемся от самих себя. Это крайне опасно для нашего общества. Да, Россия – своеобычная Европа, так же как, в частности, Испания, которая несколько веков жила под исламским игом. Италия, Германия… Европа очень разнообразна.

А вот частично перераспределить экономическую активность России на Восток выгодно и   правильно. На Востоке есть или будет почти все, что мы получали на Западе. Там поднимаются мощные научные, промышленные, финансовые центры. Китай, Япония, Корея, не говоря уж про Сингапур, который достиг запредельных  высот  технологического развития.

Повернувшись на Восток, мы приобретаем возможность выбирать, закупать более дешевые товары  тех же потребительских свойств, что и на Западе, выбирать более выгодные условия кредитования, активизировать развитие  наших  восточных территорий.

Несколько лет назад я имел  удовольствие в очередной раз встретиться с Ли Куан Ю, создателем сингапурского  «экономического  чуда».  Тогда  он  сказал мне, что Сибирь и Дальний Восток – «последний фронтир», последняя перспективная территория развития в Азии. Ли Куан Ю был поумнее многих нынешних мировых и российских мыслителей.

У России на Востоке есть ряд важных преимуществ, позволяющих нам вместе с Китаем играть важную роль в новом евразийском центре развития, который будет формироваться там. Прежде всего, потенциал Сибири и Дальнего Востока. Далее – начавшийся поворот Китая, столкнувшегося с противодействием США, в сторону Западной Европы и России. Так что приближается время Сибири и Дальнего Востока, предсказанное Ли Куан Ю.

Между прочим, пытаясь последние лет десять доказать необходимость поворота России на Восток, мы проводили исследования качества человеческого капитала за Уралом и выяснили, что он там лучше,  чем в европейской части страны. Там живут  более образованные, энергичные, свободные, веселые  люди.

– Возможно. Но их там мало. Тамошние предприятия испытывают острый кадровый дефицит.

–  Можно и с миллионом человек свершить великие дела. А можно и с 300 миллионами, как было в Советском Союзе, провалить все. Важно понять, что перед нами новые возможности.

– Ну а с Западом-то что делать? Там сильно надулись на нас.

–  Запад нужно воспитывать и предпринимать встречные шаги. Нужно, чтобы он привык к новому тону России. Тридцать лет, начиная с позднего Горбачева, Запад слышал от нас только «чего изволите?». К сожалению, российская элита в 90-е и даже еще в начале 2000-х    наивно надеялась понравиться Западу. Не понравились мы им, но сильно избаловали Запад своей покладистостью.

Сейчас там, естественно, шипят на нас и ненавидят. Их можно понять. Представьте себе богатый дом с парком, за которым ухаживает садовник-пьяница. У садовника – сын. Приятный мальчишка, которому хозяева дома давали милостыню. Из гуманитарных соображений, так сказать. Проходит несколько лет, повзрослевший паренек приезжает в усадьбу на «роллс-ройсе», обвешанный золотыми  цепями, и говорит: «Господа! Давайте я вас поддержу, куплю ваш сад. И заодно давайте в нашем городе введем старые правила, которым мы следовали испокон веку до того, как вы навязали свои». Представляете ужас, который испытали хозяева барского дома, рассчитывавшие, что паренек всю жизнь будет питаться с их руки? История с попыткой российских предпринимателей купить Opel, практически банкрота, очень показательна – Европа и Штаты использовали все средства, чтобы не допустить   этого.

Запад начинает понимать, что придется уважать российские интересы, российскую силу и российскую решимость.

Так что для нас это чистая мощная победа, правда, с привкусом горечи. С годами, я думаю, ситуация нормализуется. Привыкнут, уже привыкают, но любить нас точно не будут. Впрочем, никогда и не любили. Зато будут уважать.

–  Ближний Восток с дохристианских времен – котел нестабильности. Опасно влезать туда – можно увязнуть?

–  Я много раз и писал, и говорил, когда мы решили войти в Сирию, что нужно не упустить момент выхода, готовиться к нему, поскольку в любое мгновение может произойти что-то, что потребует более глубокого вовлечения в конфликт. Мы не поддались азарту, который очень возможен, когда «карта» идет в руки. Так что мы удачно вышли. Как говорится, взяли банк и ушли. Блистательно  проведенная игра.

Ближний Восток вошел в длительный период распада. Ситуацию там, конечно, следует как-то регулировать, но выиграть там невозможно. Можно лишь попытаться сохранить Алжир, Египет, Иорданию, Марокко, Иран и Израиль – жизнеспособных государств там больше, наверное, нет. Даже Саудовская Аравия в обозримой перспективе, боюсь, может оказаться уязвимой. Карта Ближнего и Среднего Востока, а также севера Центральной Африки неизбежно будет перекраиваться.

–  Чем вызвана такая радикализация исламского мира?

–  Арабский ислам не соответствует требованиям модернизации общества, не позволяет людям приспособиться к современному миру. Разрыв между внешним и исламским мирами стремительно  растет.

Мусульмане видят эту разницу, так как сегодня все  очень информационно прозрачно. Они видят, что в Европе, а теперь уже и в Азии, живут так, как, по идее, должны жить и они. Люди имеют возможность видеть, слышать, сравнивать, делать выводы и влиять. Лидеры вынуждены прислушиваться, но не всегда способны справиться с ситуацией. Привычный уклад рушится, заставляя часть исламской элиты пытаться противодействовать этому ужесточением режима у себя и террором  вовне.

Второе – демография. Огромное количество молодежи, которая не находит себе применения в исламском мире, избыток мужчин, которые не могут создать семью. В общем, огромный клубок чудовищных проблем. Похожие процессы происходили в нищей христианской Европе в Х–XI веках. Тогда в дворянских семьях рождалось гораздо больше мальчиков, чем возможно было наделить наследством. И эти отпрыски, оставшиеся без кола и двора, пошли грабить процветавший Ближний Восток, а потом и христианскую Византию во имя «спасения Гроба Господня». Такова социальная подоплека всех  крестовых походов.

Возможно, через 50 или 100 лет обстановка на Ближнем Востоке нормализуется, но в обозримом будущем все будет только усугубляться.  Нынешние государства, искусственно созданные колониальными державами в начале ХХ века, слепленные из территорий, населенных не способными к сосуществованию народами, исчезнут. Этому, кстати, способствуют нынешние попытки западных стран экспортировать туда  демократию.

– Человечество переживает очередную цивилизационную войну?

– Я бы не стал применять этот  термин к характеристике происходящих событий. В войне должно быть как минимум две противоборствующие  стороны. Христианская Европа пока совершенно не сопротивляется исламскому вторжению.

А вот внутрицивилизационный кризис наличествует. Он разворачивается внутри исламской цивилизации столь бурно, что даже расплескивается в разные стороны – в Индию, на христианские территории Европы, включая Россию. Огромное количество мигрантов, которых Европа не  способна  ассимилировать,  криминалитет,  терроризм. Я не исключаю, что гуманистическая  цивилизация Европейского союза не выдержит этого столкновения.

Как повернется дальнейшая судьба Европы, можно только гадать. Будем надеяться, что выдержит. Очевидно только, что жертв будет немало, а цена очень высокой.

– Итак, доставшаяся нам от двухполярного мира система обеспечения безопасности и сосуществования народов проверяется на прочность. Кстати, многие ее элементы уже давно переживают кризис, а некоторые демонстрировали явную неэффективность. ОБСЕ, например. Пожалуй, только у НАТО, обретшего противника в лице России, появились неплохие перспективы в новом мире.

– Согласен, что многие старые организации покидают сцену. ОБСЕ уже давно помирала. Хотя сейчас благодаря кризису в европейской политике впервые за многие годы она оказалась полезной в качестве площадки для поддержания контактов, для миротворчества. Но фактически ОБСЕ исчерпала себя. На данный момент не понятно даже, как обновлять концепцию европейской безопасности.

ООН держится неплохо благодаря наличию Совета Безопасности, который является существенным фактором сдерживания наиболее одиозной политики.

К тому же в рамках ООН существует огромное количество организаций, которые выполняют весьма полезную работу.

Что же касается НАТО, то эта организация создает больше проблем, чем решает. Она сохранилась, но за счет создания постоянных проблем для себя, а также благодаря стараниям Вашингтона. Альянс необходим США, чтобы контролировать Евпропейский союз. Впрочем, и Западной Европе он полезен – позволяет не тратить деньги на безопасность. В Старом Свете, кроме двух, может, трех стран, больше никто не обладает дееспособными вооруженными силами. Американцы за собственные деньги обеспечивают Западную Европу эффективной безопасностью. Штаты богатые, могут себе это позволить.

– Человечеству необходимо как можно быстрее заняться созданием новой системы международных отношений или латанием образовавшихся дыр. И без участия исламского мира эта работа, если она вообще возможна на данном этапе, едва ли даст плоды. Какова роль исламского фактора в этом процессе?

– Пока затрудняюсь сказать. Не исключаю, что новая система безопасности в мире будет в значительной степени формироваться против радикального ислама. На это, в частности, указывает начинающееся между Россией и США сотрудничество по вопросу урегулирования обстановки в Сирии. Но это лишь некий намек на открывающиеся возможности, потому что старые расколы в мире пока не преодолены. Человечество еще не ощутило угрозу, ради борьбы с которой стоило бы объединяться. Возможно, новая система будет формироваться вокруг сотрудничества соревнований двух полюсов – Большой Евразии, в которой ключевую роль будут играть Китай, Россия, и группы ориентированных на США государств. За Европу развернется или уже развернулась новая борьба.

Александр Сычев

В печатной версии название статьи — «В предвоенном состоянии» (журнал «Управление бизнесом», № 27, апрель, 2016 год)

Read Full Article

 
«Украинский кризис был разыгран, чтобы оторвать Европу от России»

Почетный председатель Совета по внешней и оборонной политике, декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ Высшая школа экономики Сергей Караганов в интервью корреспонденту «Известий» Павлу Святенкову рассказал о российско-американских отношениях, предвыборной кампании в США и шансах на «перезагрузку».

— Как вы оцениваете общую ситуацию в российско-американских отношениях, есть ощущение потепления?

— Никакого потепления российско-американских отношений нет, но наметилось движение к более конструктивному взаимодействию по отдельным проблемам. Потепления нет и не будет скорее всего в ближайшие годы, если американская элита не поменяет свой нынешний способ мышления, который основывается на попытке восстановить резко ухудшившиеся в прошлое десятилетие позиции практически по всем направлениям. Мы сейчас видим своего рода реванш за поражения, которые американская элита нанесла сама себе в 2000-е годы. Это первое.

Второе. Если и когда американская элита, что тоже очень трудно предсказать, откажется от мессианизма. Но это практически невозможно себе представить — пока по крайней мере, — поскольку мессианство заложено в генетическом коде американской нации.

Третье обстоятельство, которое может изменить российско-американские отношения серьезно к лучшему, это улучшение экономической ситуации в нашей стране и начало реформ. Значительный и мощный импульс американской жесткой политике дает надежда на экономическую слабость России — что нас снова можно будет дожать и мы снова вернемся в 1990-е годы.

— В США идет предвыборная кампания. Общее внимание привлекает фигура Дональда Трампа: с одной стороны, достаточно экстравагантный человек, но, с другой стороны, лидер гонки внутри Республиканской партии. Его заявления — мнение части американской элиты, и подобный взгляд на вещи может быть востребован при новой администрации, или это просто попытка провоцировать публику?

— Это мнение значительной части американского общества и относительно небольшой части американской элиты. Это настроения, которые пока имеют тенденцию к усилению. Но они, будем говорить прямо, пока еще относительно маргинальны. Вся американская элита организуется против Трампа именно потому, что он высказывает подобные мнения.

Другое дело, что то, что предлагает его главная соперница Хиллари Клинтон, тоже не очень радует американскую элиту. Это будут уникальные выборы, в которых у обоих претендентов больше людей, которые их ненавидят, чем людей, которые их поддерживают. Клинтон, по-моему, больше половины терпеть не могут, а Трампа — две трети, и ни при какой ситуации голосовать за них не будут.

Америка проходит через очень трудную внутриполитическую ситуацию. Раскол и раздрай элит, раскол элит и населения — очень много расколов, которые чреваты непредсказуемыми действиями на внешней арене. Это, видимо, является одной из причин, почему Россия делает ставку на достаточно долгое и жесткое сдерживание этой страны, чтобы не допустить каких-либо авантюристических действий.

Но, может быть, разум возобладает, и американская элита через трудный период придет к какому-то новому пониманию своих интересов. Но пока, к сожалению, мы видим раздрай, а в отношении России преобладает и накачивается едва ли не ненависть.

Керри хочет добиться успеха. Очевидно, он хочет решить хотя бы одну проблему, поскольку у Клинтон нет внешнеполитических успехов, Керри хочет уйти с победой. Но Керри даже в администрации не занимает доминирующей позиции во внешней политике. Его сильно теснят даже по многим внешнеполитическим вопросам его же собственные подчиненные.

— Как вы оцениваете шансы на новую «перезагрузку» отношений при новой администрации?

— Шансы тактической «перезагрузки» на какое-то время, конечно, есть. Но есть стратегические соображения, по которым, я считаю, коренное оздоровление российско-западных отношений будет длительным процессом. Первое из них заключается, конечно, в том, что Запад (Америка в меньшей, а Европа в большей степени) теряет очень быстро позиции. Европейцы, совершенно очевидно, полагают, что им нужен враг.

То, что творится в европейской печати по поводу России, это по ту сторону добра и зла — гораздо хуже, чем в Америке. В Европе очень много людей и в элитах, и среди населения, которые поддерживают Россию. Но европейская элита, проиграв и проигрывая, пытается организоваться в том числе и на антироссийской основе. Поэтому легких путей я не предвижу.

Другое дело, что какие-то тактические договоренности будут, но эти тактические договоренности не решают проблем. Ведь «перезагрузка», с моей точки зрения, была провалом, и провалом была с самого начала. Администрации Обамы, унаследовавшей серию провалов от Буша, нужно было каким-то образом договориться с Россией, чтобы мы им не мешали и не усугубляли их провалы — на Ближнем Востоке, в ситуации вокруг иранской ядерной программы и далее по списку. Это совершенно очевидно. «Перезагрузка», по сути дела, была предложением некоего формального диалога и ограничением ядерных вооружений, которые к тому времени никого не интересовали. Сейчас, наверное, они интересуют больше.

Если мы сейчас согласимся после нынешней конфронтации на что-то подобное — это тактически возможный ход, но надо понимать, что нам все равно нужно идти до конца, приучая наших европейских и американских партнеров к тому, чтобы они уважали наши интересы. Грубо говоря, мы должны продолжать воспитывать их, хотя это стоит довольно дорого.

— Как вы считаете, возможна ли ситуация, когда европейские элиты (может быть, не нынешние, а оппозиционные) сыграют роль посредника между Россией и США и все-таки отношения улучшатся?

— Отношения могут частично улучшиться, они уже улучшаются между Россией и Европой. Но надо понимать, что одной из причин украинского кризиса было сознательное желание части украинских и значительной части американских элит не допустить сближения Европы с Россией и Китаем. Во многом для этого был разыгран украинский кризис. Это останется.

Но тактические договоренности возможны, тем более что европейцы видят уже сейчас, что на антироссийской основе они никаких проблем не решат. Европейцы не могут это антироссийское объединение обернуть себе на пользу. Поэтому я думаю, что реализм будет нарастать.

Но надо понимать, что американцы будут мешать снова сближению Россию и Европы и что это длинный процесс. Кроме того, мы должны исходить из очень простой ситуации: Европа вошла в многоуровневый кризис. Его по-английски можно назвать meltdown (таяние). Будем надеяться, что европейский проект не развалится, но это будет главным содержанием европейской политики на ближайшие годы. В этой ситуации европейцы могут играть какую-то позитивную роль, но Европа будет дробиться и за нее будет борьба.

Газета Известия

Read Full Article

 
Может ли сработать российский мирный план по Сирии?

Когда речь заходит о российской геополитике, у международного сообщества есть много оснований для недовольства. Только за последние несколько лет Россия аннексировала Крым, разожгла гражданскую войну на востоке Украины, расстроила отношения с Турцией и начала военную кампанию в Сирии в одностороннем порядке. По мере того как российская военная операция в Сирии становилась интенсивнее, президент Европейского Совета Дональд Туск предупредил, что действия Москвы «будут иметь результатом лишь новую волну беженцев», американский президент Барак Обама заявил, что российский президент «втягивается в еще одно болото», а генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг сказал, что российские авиаудары «подрывают усилия по нахождению политического решения данного конфликта». Как отмечает эксперт по России Дмитрий Горенбург, сирийская кампания показала существенный рост военной мощи России, и эта демонстрация едва ли рассеет международную озабоченность.

Жесткое с геополитической точки зрения поведение Москвы мешает признать, что ее двойственная стратегия бомбардировок во время переговоров о мире дает неплохие шансы закончить длящуюся почти пять лет гражданскую войну. При всей своей жестокости, российский подход к ситуации в Сирии может достичь двух целей, необходимых для исполнения достигнутых в ходе переговоров договоренностей о мире. На международном уровне он подталкивает весьма разобщенное международное сообщество к вынужденному объединению в процессе поиска решения, в то время как непосредственно в Сирии это ведет к сокращению числа неконтролируемых групп повстанцев и сторон, чьи подписи впоследствии утвердят мирное соглашение.

В США, Европе и многих странах Ближнего Востока российский мирный план часто изображается как действия агрессивной и непредсказуемой Москвы, «диктующей свои условия» и навязывающей свой собственный план достижения мира наивному международному сообществу. Однако, если этот план обещает нам наилучшие возможности для завершения конфликта, приведшего к гибели более 400 тыс. человек и миграции порядка 4 млн беженцев в другие страны, а также породившего Исламское государство, переживания относительно авторства плана выглядят аморальной роскошью.

Как заканчиваются гражданские войны

Исследователи гражданских войн довольно давно выявили следующий парадокс: международное сообщество предпочитает урегулирование в результате переговоров даже несмотря на то, что подобные соглашения о мире менее долговечны, чем недвусмысленная победа одной из сторон. С момента окончания Холодной войны доля завершенных в результате переговоров гражданских войн возросла с 10% до 40%. Как прямо заявила политолог Барбара Уолтер, такой подход противоречит урокам гражданских войн на протяжении 70-летнего периода. Это особенно касается Сирии, политический ландшафт которой включает более чем дюжину крупных повстанческих группировок. Достигаемое в результате переговоров перемирие, все-таки, может работать, особенно в случаях, когда возможность кричать друг на друга за переговорным столом предоставляется меньшему числу противников, а также когда урегулирование означает ощутимые потери для воюющих сторон в том случае, если они решат продолжить воевать. Это потребует, однако, наличия внешней силы, готовой и способной нанести такой ущерб одной или нескольким конфликтующим сторонам, который был бы достаточен для того, чтобы сделать переговоры привлекательной опцией. Бомбардировки НАТО в Сербии в 1999 году часто приводят в качестве примера того, как сила использовалась для выстраивания мирного процесса на основе переговоров. В случае гражданской войны в Таджикистане в 1990-х гг. для достижения мирных соглашений потребовались годы переговоров и челночной дипломатии между властями и номинально объединенной оппозицией, состоявшей из политических партий и полевых командиров. В то же время, Россия и другие страны не упускали возможности оказать военную помощь правительству в мере достаточной для того, чтобы поколебать уверенность оппозиции в возможности добиться своего на поле боя.

Как я отмечал в своей предыдущей аналитической записке для ПОНАРС, предпочитаемые администрацией Обамы в качестве мер урегулирования настойчивые усилия дипломатии добиться цели посредством переговоров никогда не были достаточными, принимая во внимание разобщенность и соперничество между собой тех заинтересованных участников международного сообщества, чьи посреднические усилия по своей сути мало чем отличались от опосредованной поддержки Асада или его противников. Нынешний подход России к Сирии сочетает себе предпочитаемую американскими государственными деятелями настойчивую дипломатию с мало одобряемым на Западе настойчивым использованием силы.

Российский план раскрывается

В ноябре 2015 года российская делегация вручила скептически настроенным зарубежным политикам и сотрудникам ООН свой собственный мирный план урегулирования сирийского конфликта. Этот план, состоявший из 8 пунктов, был встречен со скептицизмом и остался в тени тех воздушных и наземных военных операций, которые Кремль начал в Сирии в предшествовавшем сентябре. Тем не менее, посланник ООН в Сирии Стаффан де Мистура излучал оптимизм: «Подумайте какой была ситуация несколько месяцев назад. Мы и представить себе не могли, что Российская Федерация и [США] будут руководить одним заседанием», отметив, что этот раунд переговоров выработал импульс, достаточный для продолжения дискуссий.

Мистура, возможно, преувеличивал степень, в которой этот прогресс был непредвиденным. Российские представители открыто критиковали провал дипломатии и тупиковость положения, в котором оказалось международное сообщество по вопросу об окончании сирийского кризиса: в самом деле, на протяжении 2014 года три основных мирных плана соперничали за внимание и международную поддержку, в то время как в стране бушевала война. К концу года российский министр иностранных дел Сергей Лавров заявил, что возобновления переговоров по сирийскому урегулированию «в формате “Женева-2” не будет. Если вы рассчитываете, что будет объявлена конференция наподобие той, которая была созвана в … в январе этого года с участием пятидесяти с лишним государств… тысячи журналистов, софиты, то такой конференции не будет».

Слова Лаврова, по большей части, подтвердились. Хотя формат «Женева-2» по-прежнему работает, дипломатические и военные действия России в Сирии перезагрузили подход международного сообщества к данной проблеме. В быстрой последовательности Россия начала операцию в Сирии, организовала утечку плана из 8 пунктов для привлечения к нему максимального внимания дипломатов из разных стран и воспользовалась этим планом как основой для интенсивных дискуссий с американскими официальными лицами и представителями других стран до того, как слегка модифицированная версия была представлена в ООН и одобрена резолюцией Совета Безопасности. Данный план признает 17 стран участниками миротворческого процесса, устанавливает график прекращения огня, а также предполагает политический процесс, направленный на достижение соглашения, которое должно завершить войну.

Оценивая ситуацию

На сегодняшний день российский план достиг множества результатов как в самой Сирии, так и на уровне высокой дипломатии. В Сирии российская кампания бомбардировок и военной помощи реанимировала загнанный в угол режим. К декабрю 2015 года проправительственные силы вернули города в западной Сирии, вытеснили силы повстанцев из проасадовских прибрежных оплотов; захватили сельские районы на севере и возвратили себе военные базы у Алеппо и Дамаска. По состоянию на середину февраля 2016 года проправительственные силы осадили удерживаемые повстанцами части Алеппо и дошли до территории, находящейся в 25 км от турецкой границы. Наблюдатели отмечали, что основная часть российских военных операций была направлена не против Исламского государства, а против других групп участников боевых действий, включая тех, которые действовали в различных частях страны с помощью Запада и теперь неожиданно стали мишенями российских бомбардировок.

Подобные выводы не учитывают, однако, еще более важных тенденций, запущенных Россией. Москва подняла моральный дух сил Асада в достаточной для предотвращения их поражения степени и поддержала их продвижение, но при этом, несмотря на наступление правительственных сил в Алеппо, воздержалась от предоставления Асаду поддержки, достаточной для того, чтобы претендовать на полную победу. Вместе с тем, российское вмешательство оказало обратный эффект на силы повстанцев, ослабляя их ряды и побуждая проявлять беспрецедентную настойчивость в присоединении к дипломатическим усилиям, покуда их потери не стали еще бóльшими. Российская военная кампания выполняет функцию принуждения, поддерживающую ключевой пункт мирного плана (теперь одобренного официальной резолюцией ООН): меньше военных действий, больше переговоров между проправительственными группировками и какими бы то ни было оставшимися оппозиционными группировками. В то время как представители оппозиции покинули переговоры в Женеве в начале февраля 2016 года, ссылаясь среди прочих причин на российские бомбардировки, де Мистура объяснил, что подобных шероховатостей надо ожидать: «Это не конец и не провал переговоров. Они приехали и они присутствовали. Обе стороны настаивали, что заинтересованы в начале политического процесса».

На международном уровне план предполагает четкий график прекращения огня и конституционный процесс под руководством ООН и наблюдением 17 государств-членов Международной группы поддержки Сирии. Хотя число участников группы, возможно, слишком велико, оно все же гораздо меньше, чем количество более крупных неформальных группировок последних лет. Эта сузившаяся группа с большей вероятностью сможет достичь минимального консенсуса, что отчасти связано с интенсивной челночной дипломатией между ключевыми участниками. Львиная доля внимания СМИ на Западе уделялась встречам российских и американских официальных лиц; однако российские закулисные переговоры с менее влиятельными державами, похоже, имели не меньшее значение. Вместе с Иорданией, - государством чью позицию Россия часто разделяет, -российские дипломаты и выработали список, который исключает большое число сирийских повстанческих групп и относит их к террористическим. С Катаром, -государством спонсировавшим менее умеренные суннитские повстанческие группировки, - Россия провела уважительные переговоры на высшем уровне для того, чтобы смягчить свой удар по сирийской политике Дохи и, вероятно, подала катарским официальным лицам сигнал о том, что в конечном итоге не будет препятствовать отставке Асада. Аналогичным образом, российские официальные лица продемонстрировали некоторую степень гибкости в своих более тернистых отношениях с Саудовской Аравией и обозначили свою позицию, в соответствии с которой они не будут возражать против участия в мирных переговорах определенных группировок, участвующих в поддерживаемом саудовцами Высоком переговорном комитете, но не станут и вычеркивать их из своего списка террористических группировок.

На момент публикации данной аналитической записки вероятно основным камнем преткновения является расхождение во взглядах между Москвой и Анкарой на партию «Демократический союз» (ПИД) – главную силу курдских повстанческих сил в Сирии. Москва настаивает на включении ПИД в переговоры, в то время как Анкара требует ее исключения в качестве террористической группировки. Российские представители не подавали особых сигналов относительно своей готовности учесть озабоченность Турции. Такая позиция Москвы заходит слишком далеко в наказании Анкары за сбитый в ноябре 2015 года российский военный самолет, и в конечном итоге подвергает риску созревающий международный консенсус по Сирии.

Предложенный Россией мирный план предусматривает прекращение огня между силами режима и оппозиции в пределах целевого шестимесячного срока и множество раундов переговоров по разработке в пределах 18 месяцев проекта новой конституции, предусматривающей «заслуживающее доверие, инклюзивное правление на внеконфессиональной основе». Хотя оговоренные сроки слишком оптимистичны, процесс все же осуществим и шаблонен, учитывая принятые в мире методики урегулирования конфликтов. Данный процесс также подкрепляется негласным пониманием того, что Россия сохраняет за собой возможность продолжения бомбардировок тех, кто в скором времени не присоединится к переговорам.

На пути к более цивилизованной гражданской войне

Уставшие от геополитических сюрпризов последних лет, многие политики продолжат настаивать, что действия России спровоцируют еще бóльшую активность терроризма в мире, что Кремль претендует на участие в формировании нового Ближнего Востока для того, чтобы отодвинуть на второй план созданный им в Украине хаос, и что Путин упрямо добивается спасения Асада. Что касается последнего пункта, то в своей недавней публикации в Foreign Affairs Самуэль Чарап и Джереми Шапиро советовали Соединенным Штатам прикладывать меньше усилий к урегулированию, больше к созданию «раскола между Россией и режимом Асада, а также к перетягиванию России ближе к своим позициям».

Вместо этого, нам лучше было бы принять российский план по Сирии как таковой, признав, что это лучший из предлагаемых вариантов, и активно преодолевать те препятствия, которые неизбежно возникнут на пути к его осуществлению. В связи с этим, необходимо учесть несколько предостережений.

Во-первых, насилие в Сирии продолжится. Режим прекращения огня не работает беспроблемно и периодически нарушается. Международному сообществу, командам посредников и подразделениям миротворцев необходимо приготовиться восстанавливать режим прекращения огня, который непременно будет нарушаться. Российские посредники и военные подразделения были непосредственными свидетелями того, как во время гражданской войны в Таджикистане в 1990-х гг. многократно нарушался режим прекращения огня, а также того, что после начала переговоров между правительством и объединенной оппозицией насилие продолжалось еще три года. В некоторых случаях такое насилие было направлено на миротворцев СНГ, российские войска и наблюдателей ООН. В один из особенно ужасных периодов 8 российских военных были убиты, а их тела обезображены; также было совершено нападение на подразделение казахстанских миротворцев, в результате которого были убиты 20 солдат. Лишь тем странам, которые способны справиться с политическими последствиями подобных потерь, следует посылать миротворцев и посредников для обеспечения длительного прекращения огня.

Во-вторых, серьезные осложнения возникнут в ходе переговоров по формированию переходного правительства и конституционного процесса. Причинами напряженности и сбоев будут не только отношения между переговорщиками от правительства и оппозиции: столь же важным фактором могут стать расхождения между Россией, Западом и странами Ближнего Востока по вопросам о системе управления и конституционного устройства в постконфликтной Сирии. В то время как западные политики будут настаивать на принципах демократии и выборов, российские официальные лица сделают упор на соглашениях между элитами и политических формулах управления - по мнению Юлии Никитиной, уже долгое время предпочитаемый Россией подход к строительству государства в зарубежных странах. Подобный подход не требует установления демократического режима, однако предоставляет оппозиционным силам пространство для участия в управлении от национального до местного уровней. Перед тем как отвергнуть подобный подход, нам неплохо было бы иметь в виду то, что произошло в Афганистане и Ираке, когда творцы международной политики решили отдать приоритет культивированию процедурной и электоральной демократии по сравнению с менее формальными принципами политической инклюзии.

В-третьих, международному сообществу и сирийским национальным, региональным и местным элитам понадобится общее видение будущего страны. К сожалению, это видение должно быть крайне минималистичным, ограниченным по большей части консенсусом по поводу того чего стоит избегать. Если это означает избежание еще одной гражданской войны или формальный раздел страны, тогда нам придется признать, что лучшее из того, на что мы можем рассчитывать в Сирии, - это ухудшенный вариант Ливана – страны, в которой спустя четверть века религиозные элиты, партии и военные продолжают делить власть между собой, установив квотирование в государственных органах и предоставляя до смешного минимальные государственные услуги. Однако, бедность, упадок и конфессиональная сегрегация в Сирии будут серьезным улучшением по сравнению с нынешними смертями и разрухой.

ПОНАРС Евразия

Read Full Article

 
«Превращение ТТП в соглашение “против Китая” значительно снижает его привлекательность»

Президент США Барак Обама в колонке в газете The Washington Post призвал Конгресс как можно скорее одобрить соглашение о Транстихоокеанском партнерстве. Он отметил, что такой шаг позволит Вашингтону устанавливать правила международной торговли. «Америка должна определять правила. Америка должна принимать решения,— заверил Барак Обама.— Другие страны должны играть по правилам, которые будут установлены Америкой и ее партнерами, а не наоборот». При этом глава государства отметил, что главный торговый соперник США — Китай — также активно обсуждает правила торговли с другими странами АТР и многостороннее соглашение под эгидой Пекина теоретически может «поставить под угрозу американские рабочие места, бизнес и товары». В ответ в МИД КНР заявили: правила международной торговли должны устанавливаться всеми странами мира совместно, а не диктоваться одной стороной. Колонку БАРАКА ОБАМЫ анализирует специально для “Ъ” директор Российского центра исследований АТЭС при РАНХиГС Наталья Стапран.

Kолонка Барака Обамы про Транстихоокеанское партнерство (ТТП) в The Washington Post — неожиданный пример откровенной неприкрытой агитации. Понятно, что сейчас главная цель американского президента — в кратчайшие сроки убедить американский Конгресс ратифицировать документ. А значит, надо прежде всего говорить о пользе документа для американцев. И все же для сохранения лица следовало бы, хотя бы мимоходом, сказать, что документ полезен и другим участникам и принесет пользу всему региону. Однако в тексте статьи Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) представляется не как равноправный партнер США, а как безликий перспективный полигон для раскрытия американских возможностей, но не более того. В тексте нет ни слова об интересах партнеров по соглашению, хотя на международных площадках Барак Обама постоянно говорит о том, что выгоду получат все участники.

Китай — единственная страна, которая упомянута в тексте колонки кроме самих США.

При этом неприятно поражает неприкрыто агрессивная антикитайская риторика. Создается странное ощущение, что в США не только в политике, но и в экономике единственным действенным стимулом для внутреннего сплочения и принятия важных решений оказывается обозначение конкретного противника. На рабочем внутреннем уровне это еще могло быть оправдано, но из уст президента это уже звучит как официальная внешнеполитическая стратегия и открытый вызов Китаю, который, кстати, до сих пор очень сдержанно и дипломатично реагировал на ТТП. Подобное превращение ТТП из соглашения «во имя всеобщего экономического благополучия» в соглашение «против Китая» значительно снижает его внешнюю привлекательность. Тем более что вслед за Китаем в статье впервые возникает еще одна линия противостояния, которую до сих пор американцы никогда открыто не обозначали,— соглашение ТТП противопоставляется соглашению о Всеобъемлющем региональном экономическом партнерстве (ВРЭП — переговорный процесс в формате АСЕАН+6, где активную роль играет Китай). Противопоставление ВРЭП и ТТП весьма неосмотрительно, так как это может отпугнуть азиатские страны, которые участвуют в обоих соглашениях, считая их взаимодополняемыми, и не готовы выбирать между США и Китаем. В обоих соглашениях одновременно участвуют 7 из 12 участников ТТП, и все они последовательно говорят о том, что эти два соглашения дополняют друг друга.

В итоге, даже если этот текст вдохновит американский Конгресс на скорейшую ратификацию, он может сыграть плохую шутку с США в отношениях с внешними партнерами, а некоторые пассажи из статьи американского президента и вовсе могут почти дословно быть использованы противниками ТТП в других странах как доказательство продвижения исключительно американских интересов, что вряд ли будет способствовать популярности соглашения в других странах. Для вступления соглашения в силу американцам помимо внутренней ратификации необходимо, чтобы хотя бы еще несколько партнеров тоже ратифицировали документ, чтобы их обоюдный вес превысил 85% ВВП всех участников ТТП. Статья Барака Обамы в The Washington Post вряд ли добавит энтузиазма азиатским скептикам.

Коммерсантъ

Read Full Article

 
<< Начало < Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая > Последняя >>

Страница 10 из 184